Когда закончился первый год обучения, их отправили в деревню, чтобы они работали и прислуживали, как крепостные девки.
В первый день весь курс перепороли плетьми. Пороли на большом деревяном столе с застёжками для рук и ног. Порол широкоплечий парень в казачьей форме. Мальчики-горничные, совершенно голенькие, стояли в очереди, и по одной ложились на порку. Парень пристёгивал очередного мальчика к столу, выпивал рюмку водки, спрыскивал спину мальчика рассолом из банки и начинал сечь.
Каждый удар был таким сильным, что мальчики кричали во всё горло с первого удара, но никуда не могли убежать, и выносили порку до конца. Каждому мальчику доставалось по двадцать плетей. Тех, кто не хотел ложится добровольно, укладывали силой, и давали пять плетей дополнительно.
Алёша лёг под плеть сам, вынес всё наказание, и теперь стоял голенький и смотрел, как порют Митю. Ветерок приятно охлаждал его тело, и свежевыпоротые места, хоть и болели, но вполне терпимо.
После того, как все горничные были хорошенько выпороты, им устроили смотрины. Они стояли в линейку, голые, а помещик их осматривал и ощупывал. Он подошёл к Алёше, поднял его голову за подбородок и велел открыть рот. "Зубы хорошие" - сказал он и развернул Алёшу спиной. "И к порке привычен" - сказал он, глядя на густо высеченную спину и ягодицы. "Стирать руками умеешь?" - спросил помещик. "Умею, господин" - ответил Алёша. "Ну смотри у меня" - сказал помещик, и поставил Алёшу в ряд отобранных горничных. Он выбирал самых женственных, нежных мальчиков, невысокого роста, с невыраженной мускулатурой и мягкими, округлыми чертами лица.
Потом их повели в отдельный барак и каждому надели специальные резиновые титьки. Потом их нарядили в деревенские льняные женские платья и косынки. Обуви не дали, велели ходить босиком.
Потом помещик сказал: "ядрёны девки! Ебать и ебать! Сейчас мужей назначат, и в мамки определят." Что это значит, Алёша не понял, но решил вопросы не задавать. Их накормили сытной кашей с молоком, и потом они пошли в дом, где содержались дети-сироты. Это были дети дворовых и крестьян, которые померли или были проданы другим помещикам. До вечера они работали в доме: стирали детские вещи, мыли полы и старая нянька учила их пеленать детей и кормить их из бутылочки и грудью. Резиновая грудь была предназначена для кормления, в неё наливалось молоко, и можно было кормить ребёнка из соска.
Вечером им выдали по двух детей, и сказали, что теперь они будут за ними ухаживать, как матери. Алёше достался двухлетний и четырехлетний мальчики. Двухлетнего звали Фрол, а большого Елисей. Алёша покормил их обоих кашей, и стал поить молочком из бутылки Фрола, и Елисей тоже потребовал сосочку. Алёша налил молока в искуственную грудь, и покормил обоих мальчиков грудью, хотя Елисей казался уже большим, чтобы питаться грудным молоком, он пососал грудь с удовольствием.
Потом их определили в большую общую избу, где каждой семье отводился угол с лавками, на лавках надо было спать, и даже были лоскутные одеяла. В избе уже жили деревенские мужики, и Алёше сказали, что эти мужики будут им вместо мужей. Алёше достался в мужья низенький широкоплечий мужик, сильный, как медведь, который велел звать его Николай Иванович. Он велел Алёше постирать его портки, сварить щи, натаскать воды, вымыть полы в избе, накормить корову и заготовить розог на вечер.
Работы было много, и Алёша, непривычный к деревенской жизни, делал всё неумело и долго. Во дворе избы стояла широкая лавка. На ней мужья наказывали своих жён. Муж Алёши ушёл работать в поле, и вернулся только затемно. Алёша всё постирал, приготовил, покормил детишек (из своей новой резиновой груди, конечно), и ждал мужа в избе. Когда пришёл Николай Иванович, он сразу отвесил Алёше подзатыльник за то, что он не встречал его на крыльце и не снял с него грязные лапти. Потом они сели ужинать за стол, и Николай Иванович больно ударил Елисея ложкой по лбу за то, что он первым потянулся к каше. Оказалось, что первым еду берёт Николай Иванович, потом Алёша, а только потом дети. Ослушников ждала розга.
После ужина Алёша убрал со стола, помыл посуду, и Николай Иванович велел ему раздеваться и ложиться на лавку. Алёша аккуратно сложил платьице в избе, а сам послушно лёг на лавку во дворе. Николай Иванович взял из бадьи с рассолом, стоявшей в избе, длинную и толстую розгу. Он взмахнул ей в воздухе, издав протяжный свист, и сказал: "Городская девка, к деревенкой жизни непривычная. Ну ничего, розга научит." Розга просвистела и ударила Алёшу по верхней части спины. "Тело белое, рыхлое" - продолжал Николай Иванович. "Получай розгу мужицкую" - и хлестнул снова. Он сёк сильно, не щадя Алёшу, клал удары поперёк один другого. "Неженка городская, видали вы её" - снова розга. "Я тебя научу как мужа уважать, поняла?". После порки он велел Алёше встать, поклониться до земли и сказать: "Спасибо за науку, Николай Иванович." "Плохо поклонишься - вдругорядь высеку" - сказал Николай Иванович. Потом Алёша мыл ноги Николаю Ивановичу и они пошли в избу спать.
В избе Николай Иванович силой нагнул Алёшу и без всяких ласк принялся долбить его в попу. У Алёши перехватило дыхание, член парня был огромный, толстый и твёрдый. Он держал Алёшу руками, как в железных тисках, и долбил его в попу, как будто заколачивал гвозди. Всё это делалось без всяких ласк и жалости. Алёше хотелось кричать от того, что его попа разрывалась от боли, но вместе с этим жёсткий трах этого деревенского парня заставил почувствовать его слабой девочкой, и это было очень приятно. От парня исходил запах свежего пота, навоза и земли, этот запах очень возбуждал Алёшу. Когда Николай Иванович кончил долбить и вытащил член, Алёша упал перед ним на колени и взял его член в рот. Николай Иванович очень удивился, и сказал: "ишь ты, как в городе девки-то умеют. Не то, что деревенские. Каждый день так будешь делать."
Потом они легли спать на лавку и Алёша свернулся калачиком рядом с могучим мускулистым телом мужа и повелителя, который был сейчас для него всем, как каменная стена, имел право наказывать и миловать.
Наутро Алёша встал до зари, потому что надо было с утра таскать воду, доить корову и делать другие деревенские дела. Спина ещё болела после вчерашних розог, но он чувствовал даже гордость за то, что он как настоящая деревенская баба, которую наказывает муж. "Ещё и мало высекли", подумал он.
После завтрака муж ушёл работать в поле, а Алёшу определили доить коров. После утренней дойки он пошёл с другими ученицами на речку, стирать мужнины портки. Детей он взял с собой, маленького на руках, а Елисей держался за юбку. Он был голенький и босиком, как и все деревенские дети летом.
На речке они стирали и полоскали бельё с мостков, и Алёша следил, чтобы Елисей не упал в воду. Он погладил Елисея по кудрявой голове и вынул припасённую бутылочку молока. Покормив маленького, он дал соску Елисею и сказал: "такой большой, а всё из сосочки пьёшь, как маленький". Елисей заливистым голосом сказал: "а я не хочу быть большим. Больших мальчиков секут розгой." Алёша спросил: "А тебя ещё не секли?" Елисей ответил: "нет покамест, родителей когда продали, я маленький ещё был, а больше никто не сёк". Он подумал и добавил: "А ты мне будешь как мама? А Николай Иванович как тятя? А ты меня сечь не будешь, ведь нет? Я не хочу. Под розгой дети кричат, а я не хочу." Алёша взъерошил его кудри: "А разве тебе не хочется вырасти? От розги дети взрослеют." Елисей сказал: "нет, я хочу всегда быть маленьким. Можно мне молока из груди?" Алёша взял его на ручки и дал пососать грудь. Потом он принялся стирать, и дал Енисею тоже постирать пелёнки. Енисей очень старался, но пока получалось плохо, и пелёнки пришлось перестирывать. Елисей сказал: "ты как мамка." Алёша погладил его, прижал к себе и поцеловал в вихрастую макушку.
К обеду пришел муж, и Алёша на коленях снял с него грязные лапти и подал воду для умывания и полотенце. Муж умылся студёной водой и сказал: "обед на стол". Алёша поставил на стол котелок с щами, кастрюлю с кашей, хлеб, только из печки, и деревянные ложки. Вся семья должна была ждать, когда глава семьи сядет и начнёт трапезу. Николай Иванович степенно, не торопясь, сел, взял тарелку и ложку, и начерпал себе щей. Потом, крякнув, отхлебнул из деревянной ложки. Алёша с Елисеем сели за стол и Алёша налил щи Елисею, потом себе.
Но стоило ему отвернуться, как произошло что-то нехорошее. Послышался какой-то шум, Алёша обернулся, и увидел, как муж держит за ухо извивающегося Елисея. "Хлеб со стола воровал! Я тебя сейчас проучу розгой! Идём-как на двор, высеку по первое число!" Алёша кинулся отбирать Елисея: "батюшка, не бей малого, меня накажи. Я не досмотрела, я виноватая! Меня секи!" Муж нехотя отпустил ухо Елисея. "Тебя, говоришь, высечь? Что же, выпорю. Только не розгами, а плетью. Вечером, после ужина отхожу, что родная мать не узнает." Алёша запричитал: "спасибо, батюшка, благодарствую." Муж сурово нахмурился: "спасибо скажешь после порки. А не поблагодаришь, так вдругорядь пороть."
Весь день Алёша провёл как в тумане. Елисей молча сосал палец в углу. Другие мальчики, услышав про порку плетью, шептались и косились на Алёшу. Он не знал, чем себя занять. Помыл посуду, приготовил ужин, добела отскрёб полы в избе и вышел на крыльцо ждать мужа с поля.
Когда муж пришёл, он сразу кинулся снимать лапти, и за столом прислуживал мужу, как господину. Есть не хотелось.
После ужина он положил малого спать на лавку, и велел Елисею сидеть с ним и на улицу не выходить. Сам же пошёл готовиться к порке. Снял платье, и пошёл голый к лавке наказаний. Там уже собрались все ученицы и мужички. Они смотрели на Алёшу со смесью жалости и любопытства. Муж стоял возле скамьи, держа моток верёвки. "Ну, ложись, красавица!" - сказал он. Алёша поклонился в пояс: "накажи меня, не жалей." "Не боись, накажу как следовает. Ложись, здесь тебе не городские нежности, тута выдерут так чтобы запомнила".
Алёша лёг на скамью, и муж привязал его верёвками накрепко, так, что Алёша не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он был привязан за ноги и за поясницу, руки тоже связаны и притянуты к скамье. "Вот так, чтобы не дрыгала ногами." - сказал муж и принялся протирать спину Алёши тряпочкой, смоченной в рассоле. Алёша почувствовал холодок на спине от влажной тряпки, муж, чувствуя его дрожание, сказал "не боись, не замёрзнешь". Он делал всё не торопясь, обстоятельно, и явно не в первый раз. Потом он велел девкам принести два ведра холодной воды и взял в руки плеть. Плеть была длинная, тяжёлая и была сплетена их узких кожаных полос. "Рот затыкать не буду, люблю, когда девки орут звонко, в голосину".
Он взмахнул плетью и начал сечь по спине. Алёша не мог терпеть боль, он стал кричать сразу, с первого удара, но быстро выдохся и только хрипел. Николай Иванович порол не торопясь, тщательно обрабатывая спину. Плеть просекала кожу до крови, красные следы аккуратно ложились на спину Алёши. Когда спина была высечена в один ряд, Николай Иванович стал сечь попу и ляжки. После того, как на спине не осталось живого места, он снова взял смоченную в рассоле тряпочку и стал протирать раны на спине. Алёша снова заорал от боли. "Да, это тебе не прянички городские. В деревне пряничков и конфеток не будет." Стерев кровь, он перешел на другую сторону и стал пороть снова. Алёша не помнил, что было дальше, он потерял сознание.
Очнулся он оттого, что его окатили холодной водой из ведра. "Сомлела" - сказал муж. "Городская, неженка." Алёша подумал, что его наконец-то развяжут, и отнесут лежать на лавку, но не тут то было. Порка началась снова. Удары ложились поперек предыдущих, причиняя страшную боль. Когда вся спина, попа и ляжки были обработаны плетью второй раз, муж взял второе ведро и окатил Алёшу снова. Ледяная вода обожгла тело, так, что Алёша задохнулся, не в силах больше кричать, но боль немного утихла.
Алёшу отвязали и подняли на ноги. Он, плача от боли, согнулся в земном поклоне: "спасибо, батюшка, за науку, прости меня, бабу глупую." Муж слегка ударил его ладонью по щеке: "ступай в избу". Алёша лёг на лавку, но скоро пришел муж и, не говоря ни слова, нагнул Алёшу над лавкой и оттрахал в попу совершенно безжалостно, не обращая внимание на то, что попа Алёши была иссечена до крови. Потом Алёша встал на колени и взял член мужа в рот, сделав самый глубокий горловой миньет в жизни. Он так старался, глубоко заглатывая член и работая язычком, а потом проглотил всё до капли. Муж при этом не проявлял никакой ласки, грубо трахая Алёшу, как настоящий брутальный мужик, что Алёша почувствовал себя настоящей деревенской бабой.
На следующее уторо муж ушёл в поле до восхода солнца, и Алёша, спавший на животе, тоже не мог лежать, нужно было идти за водой, доить коров, кормить детей, стирать и делать другую бабскую работу. Он покормил детей из резиновой груди, налив в неё парного молочка, и перепеленал Фрола, а Елисей бегал голенький, и сосал грудь, сидя у Алёши на коленках. Попив молока, он спросил: "а тебя вчера сильно высекли?" Алёша сказал: "как баб мужики секут, сильно, конечно. На то и муж, чтобы бабе битой быть. Так уж заведено." Елисей сказал: "Это из-за меня. Это я виноват. Меня тятенька должен был пороть." Алёша погладил его по голове: "Ты ещё маленький. Вон титю до сих пор сосёшь. Ничего, скоро подрастёшь, сечь будут часто." Елисей сказал: "Я уже большой. Других мальчиков уже секут. Меня тоже пора сечь уже." Алёша сказал: "Ну смотри. Не пожалеешь? Больно будет". Елисей снова сказал: "Я уже большой." Алёша выбрал из ведра с рассолом маленькую розгу, для детей и велел: "Ну тогда ложись на лавку."
Елисей, видя, что Алёша не шутит, пошёл на попятную: "не-не-не, я ещё маленький, не надо меня сечь." Алёша сказал: "сам говоришь, что большой. Марш на лавку!" Он поднял Елисея и уложил его на лавку, потом сказал: "не вертись, сейчас привяжу, чтобы ножками не дрыгал." Он привязал Елисей полотенцами к лавке. Елисей заплакал в голос: "не хочу розгу, а-а-а, не пори меня пожалуйста, мамочка, милая." Алёша, не слушая его крики, попробовал розгу в воздухе, и начал сечь. Розга свистела, и после каждого удара Елисей громко вскрикивал и плач ещё усиливался.
Алёша отсчитал десять розог, отвязал Елисея и велел ему встать. "После порки нужно благодарить и поклониться до земли" - сказал Алёша. "На первый раз прощаю, а в следующий раз получишь порку сначала". Елисей, обиженно надув губы, поклонился и сказал "Спасибо за порку". Потом он побежал к приятелям хвастаться свежими следами от розги на попе. Потом он прибежал обратно и обнял Алёшу. "А меня часто будут пороть?" - спросил он. Алёша ответил: "Часто. Детей надо часто пороть, и кто больше тебя любит, тот сильнее порет. Ты должен у тятеньки попросить прощения сегодня." Елисей надулся, но сказал: "хорошо, попрошу".
Вечером, когда пришёл муж и вся семья села за стол, Елисей тоненьким голосом сказал: "прости меня, тятенька, за вчерашнее". Николай Иванович посмотрел на него и сказал: "большой уже парень, пора сечь. Выпорю, прощу." Елисей схватился обоими руками за попу: "ай-ай, не надо сечь, меня уже высекли сегодня." Но Николай Иванович был неумолим: "подай розгу и ступай сюда." Елисей понурился, но пошел к бадье с розгами и вытащил свежую розгу, замоченную в рассоле. Потом он подошёл к тятеньке, он нагнул Елисея и просунул его голову между коленками, сжав его, не давая возможности вырваться. Розга свистнула, и Елисей снова закричал в голос: "а-а-а, больно. А-а-а я больше не буду". Николай порол сильнее Алёши, и скоро попка Елисея была вся исхлёстана розгой. После порки Елисей забыл сказать спасибо и был поставлен в угол коленями на горох на весь вечер. Перед сном его снова высекли на скамье, и он поклонился до земли и сказал: "благодарю за науку, тятенька." Николай Иванович отвесил ему подзатыльник и сказал: "тебя надо в строгости держать. В субботу после бани пороть буду, как мужиков порют. И смотри у меня без капризов! Чтобы сам розги подавал и просил о наказании! А сейчас ступай спать".
В субботу по традиции пороли всех крестьян. С утра все шли в баню, где мыли и парили друг друга, а после обеда собирались на барском дворе. Мужичков сёкли казаки, жён и детей секли мужья. На дворе стоял большой стол для порки с привязями для рук и ног. Перед столом сидел барин в большом кресле, с длинной трубкой, и смотрел за приготовлениями. Казак с нагайкой выстроил мужичков, одетых в холщовые штаны и рубахи, вдоль стола, и по одному выводил и приказывал ложиться. Мужика пристёгивали за руки и ноги к столу, и порка начиналась. Казак выпивал стопочку водки, и говорил "ну, с почином". Свистела нагайка, и удар обрушивался на мужицкую спину. Мало кто мог вынести это без крика. Но крик не помогал, тело мужика было прочно зафиксировано. Казак порол не торопясь, нанося удары сеточкой, так что к концу порки спина мужика была похожа на пирог. После порки мужик должен был поклониться, и поблагодарить отдельно барина и отдельно казака.
После мужиков пороли девок. Каждую девку порол муж, так же на столе. Для порки жен были толстые прутья и плеть с множеством хвостов. Пороли без счёта ударов, пока вся спина не покрывалась кровью. Если наказуемый терял сознание, его отливали холодной водой и порка продолжалась. Свежих девок порол барин лично, потом отдавал орудие наказания мужу и говорил: "покажи девке, кто власть в семье, чтобы боялась."
Когда Алёша лёг на стол и его пристегнули, барин тоже решил выпороть его сам. Он взял у казака нагайку и начал пороть. Выпоров спину на один раз, он велел промакнуть раны тряпочкой с крепким рассолом. Потом он прошёлся по спине Алёши ещё раз. Алёша кричал, плакал и бился от боли на столе, но порка продолжалась. Алёша мечтал потерять сознание, но каждый удар причинял ему боль, но не приносил спасительного беспамятства.
Потом барин велел Николаю сечь Алёшу розгами. Розга свистела, удары по выпоротым местам были очень сильными. Алёша плакал в голос. Наконец, порка закончилась, и Алёшу подняли со стола. Он поклонился, сначала барину, сказал: "ты наш отец, спасибо за порку", а потом Николаю ивановичу: "спасибо, муж, за то, что держишь в строгости."
Потом настала очередь Елисея. Алёша поднял его и уложил на стол. Елисей был слишком маленький и не доставал до застёжек, поэтому его пристегнули только за ноги, а Алёша держал его руки. Николай взял розгу и начал сечь Елисей по спине, мальчик плакал и просил, но Николай сёк без всякой жалости. Когда порка закончилась, Алёша снял Елисея со стола и шепнул на ухо: "поблагодари тятеньку, как учила." Елисей поклонился и сказал: "спасибо за науку, тятенька". Николай важно сказал: "то-то же".
Потом барин устроил смотрины новых девок. Девки стояли голые, а барин, на глазах у их мужей, щупал их и отбирал для себя на вечер. Подойдя к Алёше, он пощупал его руки, и сказал: "мягенькая девочка. И орала звонко, значит, глотка хорошая. Сосать умеешь?" Алёша опустил глаза: "умею, батюшка". Барин сказал: "ну тогда ступай ко мне в дом"
В дому барина его сразу нарядили в форму служанки, к которой Алёша уже привык, и велели мыть полы. Пока Алёша мыл, пришёл барин, и хлопнул Алёшу по попе. Алёша положил тряпку и задрал юбку: "сечь будете, барин?" Барин сказал: "не боись, сечь сегодня не буду. Говорят, ты сосать мастерица." Алёша опустился на колени и расстегнул ширинку барина. Член барина был совсем не как у мужика, а вялый и рыхлый. Но Алёша взял в рот и стал сосать. На лице у барина появилась блаженная улыбка. "И правда мастерица. Ну буде, буде, сейчас попу подставляй. да пойдём в спальню". В барской спальне была большая крестовина из дерева с ремнями для рук и ног. Барин привязал Алёшу, сам достал страпон на кожаных трусах и надел их на голое тело. Он был дряблый, волосатый и пузатый. Смазав страпон маслом, он стал трахать Алёшу страпоном. Потом он отвязал Алёшу, и сказал: "ступай в избу, и чтобы через полчаса была здесь. Переходишь ко мне на службу." Алёша, не глядя на барина, сказал: "а робяты как же? Фрол и Елизар?" Барин ответил: "Елизар твой уже маленький мужичок, уже порят его. Не ребятёнок чай. А Фрола приноси, будешь кормилицей. И ещё двоих моих будешь кормить, остались от жены, умерла недавно."
Алёша пришёл в избу попрощаться с мужем и Елизаром. Елизарка плакал и обнимал его, а муж напоследок всыпал ему десяток розг и жестоко оттрахал в попу. "Будешь знать мужицкую силу, с барином жизнь не такая, в барском доме жизнь мягкая, сладкая, кто тебя ещё так приласкает, как мужик."
Он покормил Фрола молоком из груди и пошёл в барский дом, где ему дали помещение под лестницей, где хранились вёдра и тряпки. Барский камердинер выдал ему матрас, и в каморке заставил ему отсосать. Потом он сказал: "смотри у меня, у нас тут строго. Будешь мне портки стирать, и сосать у меня каждый день, а не то запорю."
Целый день Алёша работал: мыл полы в доме, кормил детей из резиновой искусственной груди, стирал и гладил пелёнки, выносил горшок за детьми. Вечером за ужином барин велел привязать Алёшу к деревянным козлам и приказал камердинеру сечь его розгами, пока барин кушает. Потом барин вяло изнасиловал Алёшу страпоном и отпустил работать дальше. Вечером ещё досталось от камердинера: он поставил Алёшу на колени и надавал ему пощёчин и оплеух, а потом заставил сосать.
На следующий день Алёша сидел во дворе и кормил детишек из груди, обнимая их и проверяя, хорошо ли они пьют молочко. После этого он должен был стирать пелёнки, и вруг он увидел, как в барском саду, где росли яблоки, шастают две девки и крадут яблоки. Алёша закричал на них, и они убежали, побросав краденые яблоки на землю, и на крик прибежал садовник, увидел Алёшу и валяющиеся на земле яблоки, и сказал, что это Алёша воровал яблоки. Напрасно Алёша плакал и умолял садовника поверить, что это не он, всё было напрасно. Алёшу обещали примерно наказать в субботу, перед всеми.
Алёша с ужасом ждал субботы, когда было назначено наказание. У него всё падало из рук, и камердинеру приходилось то и дело подгонять его подзатыльниками и пощёчинами.
В субботу пороли всех крепостных. Крестьянских девок пороли мужья, а дворовых порол казак с нагайкой. Это было гораздо более строгое накзание, чем порка розгой, и Алёша очень боялся. В субботу утром его повели в баню, где все ученицы-горничные парили друг друга и тёрли спинку, а потом повели пороть.
Вначале перепороли всех мужичком, потом мужики пороли баб, в конце было назначено наказание Алёши. его присудили пороть не на столе, лёжа, а на столбе. Вначале на него надели ошейник, и привязали верёвкой, привязанной к столбу. Он был совершенно голый. Казак нагайкой стегнул его по спине, принуждая бегать вокруг столба. Алёша бегал вокруг столба под смех публики, пока не выбился из сил и упал.
Тогда началась вторая стадия наказания. Алёше связали руки за спиной, привязали верёвку, перекинутую через перекладину на вершине столба, и подняли его над землёй за руки. Ему было очень больно, и он был совершенно беспомощен в этой позе. Казак начал сечь его нагайкой по спине, по попе и ляжкам. Алёша кричал, но это ещё больше смешило и раззадоривало народ. "Пори его веселее" - кричали из толпы. Когда Алёша потерял сознание, его окатили ледяной водой из ведра и продолжили пороть.
Когда вся спина была высечена и разукрашена рубцами, его спустили и заперли в колодки, с выставлленной на всеобщее обозрение попой. Теперь каждый мужичок мог подойти и, по желанию, высечь его зад розгой, трахнуть его в попу или дать в ротик. Пока его рот был занят мужицким членом, сзади другие мужики стегали иди трахали в попу. От желающих не было отбоя, и барский камердинер даже следил, чтобы никто не встал в очередь второй раз. Алёшу секли и трахали до вечера, и он совсем обессилел, так, что в дом его пришлось вести под руки.
Через неделю камердинер сказал Алёше: "собирайся на ярмарку". Ярмарка была в соседнем селе, и туда крестьяне привозили разные товары: репу, дышла, коровьи хвосты, навоз и другие полезные вещи на продажу. Ярмарка была три дня, и Алёше было любопытно, что повезёт продавать барин.
Рано утром Алёшу нарядили в красивое платье и посадили на телегу и повезли на ярмарку. На ярмарочной площади его привели в лабаз, над входом висела свежая вывеска: "Парадиз наслажений. Чудо природы: мальчик-дЪвочка. Порка и Содомiя и Оральныя ласки." Под вывеской висел прейскурант:
- высечь розгой - 1 копейка за удар
- плеть - 10 копеек за удар
- ротовые ласки - 25 копеек
- чпокать в попку - 50 копеек
Алёша в белом кружевном платье стоял на табуреточке и встречал посетителей. Первым был пьяный мужик, который долго торговался с приказчиком, пытаясь получить скидку, но ничего не получил, и сказал, что розгами он и своих детей посечёт за бесплатно. После он заплатил 25 копеек и велел "сосать как следует". Алёша встал на колени и отсосал вонючий потный член мужика, боясь, как бы на него не перескочили вши с мужицкого лобка.
Следующим был разухабистый богатый купец, который купил сразу всё. Сотня розог, десять плетей, в рот и в попу. Приказчик был очень рад, и услужливо снял с купца шубу и стал привязывать Алёшу к козлам для порки, сказав ему: "не подкачай, а то запорю". Купец взял из бадьи с рассолом несколько самых толстых розог и стал выбирать, свистя ими в воздухе. Наконец он выбрал и стал сечь. Сёчь он не умел, хлестал беспорядочно, и Алёша даже не пикнул от пятидесяти розог.
Плетью пороли по спине, и это было гораздо больнее розги, но Алёша был уже привычен и, хоть и вскрикнул от первого. удара, вынес остальные удары терпеливо.
После этого купец стал трахать Алёшу, не отвязывая от козел для порки. Наконец его отвязали и он, стоя на коленях, отсосал толстый член купца.
Купец ушёл довольный, оставив пятачок на чай.
Потом заходили другие посетители, и к обеду Алёша был высечен так, что на спине не было места без следов от плети и розги. Тогда приказчик смазал раны целебной мазью, и велел идти обедать, а тем временем из деревне привезли второго мальчика для порки. Он не был приучен к сосанию и траху в попку, поэтому его поставили на порку, а Алёше досталось только обслуживать клиентов ротиком и попкой. Мальчик оказался капризным и крикливым, и приказчик дополнительно отходил его плетью, чтобы он лежал на козлах спокойно.
На ночь Алёшу заперли в сарае, а с утра снова стали пороть. Второго мальчика для порки наказали за непослушание: его привязали к столбу голым на улице лицом к столбу, и повесили табличку: "порка плетью - 5 копеек за удар". От желающих отбоя не было. Когда мальчик терял сознание, его обливали водой из ведра, и пороли снова.
Потом мальчика, который уже не мог сопротивляться, привязали к козлам, и приказчик оттрахал его в попу. После экзекуции мальчик стал тихим и перестал капризничать, и сам согласился отсосать у приказчика и у всех посетителей.
На третий день поток посетителей схлынул, и приказчик уменьшил ценц вдвое, и привязал Алёшу к столбу на улице, для порки плетьми. Алёше связали руки, вытянутые над головой, и привязали к столбу, так, что его тело было вытянуто по струнке. Клиент подходил, платил приказчику, и отмеривал оплаченное количество ударов по вытянутой спине Алёши.
Наконец ярмарка закончилась, и Алёшу отвезли домой на телеге.
Всё лето Алёша провёл в барском доме, служа нянькой для его детей, и подставляя попу под розги и члены барина и его камердинера. Ему нравилась деревенская жизнь, даже несмотря на частую порку розгами, и нравилось ухаживать за детьми, он чувствовал себя настоящей деревенской девкой, привыкшей к такой жизни.
Осенью Алёшу перевели обратно в школу горничных, где начался второй год обучения. В школе его сразу отдали в работу в детский сад при школе, в котором он ухаживал за маленькими детьми. Дети выращивались, чтобы в будущем стать мальчиками-горничными, поэтому их надо было правильно воспитывать сызмальства. До пяти лет их воспитывали в младшей группе, в которой их не секли, а только шлёпали ладошкой по голой попе, начиная с пяти лет их начинали приучать к розге, и в семь лет записывали в школу и приучали к работе горничной. Алёшу вначале определили в нянечки младшей группы.
В его обязанности входило нянчиться с маленькими детьми, сажать их на горшок, вытирать попку, купать, кормить их кашей, стирать их трусики и маечки, укладывать в кроватки и накрывать одеялком. Спал Алёша там же, со своими подопечными. Потом ему в помощь придали Митю, и Алёша стал обучать его всем премудростям ухода за детишками. Детишки их очень любили и называли мамами.
Секли его только по субботам, после бани, поэтому он даже стал думать, что его нужно наказывать чаще. Однажды он попросил Митю выпороть его скакалкой. Митя удивился, но выполнил просьбу и, когда дети легли спать, отстегал Алёшу как следует. Алёша сказал "спасибо", и неожиданно обнял Митю и поцеловал его в губы. Через секунду они уже срывали друг с друга платья горничных, и, обнажившись полностью, повалились на постель. Алёша целовал Митю в губы, потом поймал губами его член и стал сосать. Митя кончил ему в рот, и Алёша, проглотив сперму, лёг на живот, и Митя вошёл в него сзади. Насытившись друг другом, они уснули в одной кроватке.
С тех пор, как только Алёша снимал со стены скакалку, Митя знал, что делать. Они уединялись в кухонном блоке, и Митя порол Алёшу, а потом трахал его в попу. Алёша часто просил добавки, и они принесли розги, которые постоянно стояли замоченными в ведре, и Алёша часто сам брал розгу, приносил Мите, и подставлял попу.
Однажды к ним пришел воспитатель старшей группы, высокий и худой парень-горничная, в платье и белом фартучке, как и Алёша с Митей. Он сказал: "сегодня будет общая порка, нужна ваша помощь". Алёша и Митя начали укладывать детишек в кроватки, Каджая кроватка была снабжена ремнями для фиксации детей, чтобы они не вставали после отбоя. Каждого ребёнка надо было раздеть, надеть подгузник, чтобы не намочили кроватки, уложить, пристегнуть к кроватке, и накрыть одеялком, и пристегнуть руки к боковинам кровати, чтобы не лазил руками под одеяло. Закончив работу, Алёша и Митя пошли в старшую группу.
В старшей группе был невообразимый переполох. Две горничных-воспитателя пытались провести общую порку детей, но дети не ложились под розги послушно, а бегали по всей комнате, вырывались и орали. Воспитатели ловили какого-нибудь мальчика, клали на скамью и начинали сечь, но он вырывался и вскакивал, и терялся среди других детей, беспорядочно бегающих и орущих. Они ловили нового, и снова начинали пороть, некоторые мальчики были уже высечены два раза, некоторые - ни разу.
Алёша велел мальчикам-горничным отпустить детей и дать им успокоиться. Когда дети немного поутихли, он выстроил их в шеренгу и сказал: "дети, вы же хотите вырасти? А без розог вы не вырастите, так и останетесь детишками". Один мальчик сказал: "розга больно бьётся". Алёша сказал: "а хотите, поиграем в игру. Игра называется фрукты с молоком. Каждый мальчик, у которого попа будет красная как вишня, получит молочко, и не с пенками, а тёплое молочко из бутылочки, и приятный массаж. А для этого нужно немного потерпеть. Розга как комарик укусит, и всё, ничего страшного. А потом молочко вкусное. И манная каша без комочков."
Алёша велел другому мальчику сбегать в младшую группу и принести много бутылочек для молока. Потом он на кухне нагрел кастрюлю молока, и разлил по бутылочкам. потом он снова вышел и спросил у детишек: "ну, кто тут самый храбрый фрукт?"
Один из мальчиков осторожно вышел из шеренги и спросил: "а каша точно без комочков?" Алёша сказал: "конечно, без комочков. Самая вкусная каша." Тогда мальчик спустил шортики и сказал: "я тогда первый". Алёша сказал: "молодец. Иди сюда и ложись на колени". Мальчик со спущенными штанишками лёг Алёше на колени, и Алёша погладил его по голове и стал крепко держать руками его тело и руки. Мальчик был тёплый и сильно дрожал от страха. Алёша погладил его и сказал: "потерпи, миленький." воспитатель старшей группы взял розгу и стал сечь мальчика, лежащего у Алёши на коленях. Мальчик сразу стал кричать и пытаться вырваться, но Алёша гладил его по голове и спине и говорил: "потерпи, потерпи, маленький. Я знаю, что больно, надо потерпеть." Когда порка закончилась, Алёша сразу взял бутылочку молока и сунул мальчику в рот. Мальчик сел у него на коленках и сосал бутылочку, по его щекам текли слёзы, и Алёша вытирал его слёзы своим фартучком.
Потом мальчика поставили к стене лицом и со спущенными штанишками, чтобы его разукрашенная попа отдохнула, и Алёша поставил на стол вкусную дымящуюся кашу.
Остальные дети, смотревшие на порку, убедились в том, что им действительно дадут молоко и кашу, и следующий мальчик спустил штанишки и лёг Алёше на коленки. После порки он был напоен молочком и поставлен рядом с первым. Дальше порка пошла быстрее. Первые четыре высеченных мальчика, улыбаясь и радуясь, ели кашу, и дальше пороли по двое мальчиков сразу, кладя их поперёк скамейки, пороли Алёша и горничная-воспитатель старшей группы. Некоторые малыши боялись, но они видя, как другие мальчики перенесли наказание, уже стеснялись плакать и смело ложились под розгу, а потом стояли у стены, потирая рукой поротую попку.
Потом поротых мальчиков уложили в кроватку, и Алёша пошёл в свою группу. Там Алёша с Митей стали поднимать мальчиков с кроваток, одевать их в платьица и вести гулять на улицу. На улице мальчики держались за ручки парами и ходили в красивых платьицах, юбочках и бантиках. Им не позволялось бегать и драться. Погуляв, они вернулись и Алёша стал готовить ужин, манную кашу в большой кастрюле. В группе была маленькая кухонька, где Алёша с Митей были сами и поварами, и посудомойками, и чистили картошку, и мыли полы. Потом Алёша с Митей кормили малышей кашей и молочком, и некоторые капризничали, и их приходилось кормить с ложечки, и поить молоком из бутылочек с соской. Некоторые мальчики, хотя им было уже по три-четыре годика, любили сосать грудь, и Алёша, постоянно носивший искусственную резиновую грудь, наливал в неё молоко, и кормил мальчиков грудью, держа их на коленях. Они были слишком маленькие, чтобы их пороть, и Алёша только иногда шлёпал расшалившихся детишек по попе и ставил их в угол, но не коленями на горох или гречку, а просто стоять лицом к стенке. После того, как мальчик успокаивался, и обещал больше не шалить, Алёша обязательно сажал его к себе на колени, гладил, и целовал в щёчку и обнимал.
Работы у Алёши и у Мити было очень много. Нужно было готовить на всех мальчиков, мыть посуду, стирать, гладить, одевать и раздевать мальчиков, укладывать их спать днём и вечером, мыть полы два раза в день, и купать малышей. Также раз в неделю приходила тётенька доктор, которая делала медосмотр всех детишек, и если кто-то заболел, то Алёшу и Митю сурово пороли. Для того, чтобы детишки были здоровенькими, Алёша делал всем целебную клизму раз в неделю, и массаж.
Алёшу и Митю раз в неделю секли розгами для профилактики, и они ещё ходили два раза в неделю на дополнительную порку к учителю физкультуры. Он порол ремнём, сильно, по-мужски, так что после порки было больно сидеть. В благодарность Алёша и Митя по очереди делали ему виртуозный минет и мыли полы в спортзале. Ещё учитель физкультуры заставлял их стирать его носки, трусы и майки, руками в тазу. Он говорил, что стирка руками делает их более женственными и приучает к покорности и к униженному положению служанки, но Алёше такая работа нравилась больше всего на свете.
В конце недели снова прибежали горничные-воспитательницы из старшей группы, и сказали, что дети опять бунтуют, не хотят ложиться под розгу, и хотят, чтобы их секла "добрая тётя Алёша". Тогда Алёша снова уложил детей в своей группе спать, и оставив Митю следить за ними, пошёл помогать в старшую группу. Когда он вошёл в комнату, дети обступили его: "тётя Алёша пришла! Ты будешь нас сечь розгами? А мы получим вкусное молочко и кашку?" Алёша построил детишек в шеренгу и сказал: "вы ведёте себя как малыши младшей группы. А вы же уже большие. Пора привыкать к розге. Если вас не пороть, вы станете непослушными и никогда не вырастете. Вы же хотите вырасти и быть взрослыми?" Дети неохотно ответили: "да, хотим..." Алёша сказал: "ну вот, значит нужно принимать наказания. А не плакать, как маленькие". Дети стояли, понурив голову. Алёша тем временем приготовил розгу и лавку и сказал: "ну что, кто самый взрослый?" Самый старший мальчик с осторожностью вышел из шеренги. Алёша сказал: "вот молодец. Что теперь нужно сделать?" Мальчик засопел и сказал: "не знаю". Алёша сказал: "ты должен попросить: высеките меня пожалуйста за непослушание", спустить штанишки и трусики и лечь на лавку. Мальчик, глядя в пол, пробурчал: "высеките меня пожалуйста, я непослушный". Алёша подбодрил его: "ну, смелее." Мальчик приспустил штанишки и шагнул к лавке. Алёша помог ему лечь, пристегнул за ноги и руки и сказал: "не бойся, от розги ещё никому хуже не стало. Считай удары вслух и глубоко дыши, будет легче. Всего десять розог, потерпи." Алёша сел рядом с лавкой и взял мальчика за плечи. Было видно, как он боится. Воспитатель взял розгу и хлестнул мальчика по попе. Он сразу громко вскрикнул и заплакал: "а-а-а, больно". Алёша погладил его и сказал: "один". Мальчик повторил "один", и воспитатель хлестнул снова. Алёша похлопал мальчика ласково и твердо продолжил: "два". Мальчик заплакал: "а-а-а, я не хочу." Алёша снова твёрдо сказал: "два". Мальчик засопел и сказал: "два". Так они досчитали до десяти, и мальчик был отправлен стоять с голой попой лицом к стене. Он сразу перестал плакать и стал с любопытством через плечо рассматривать попу и трогать её руками. второй мальчик занял место на лавке.
Так, постепенно, они высекли всех мальчиков, и они стояли, сверкая разукрашенными попками, у стены. Алёша сказал: "ну вот, какие вы молодцы. Совсем большие. Может быть, добавки хотите?" Желающих получить добавку не нашлось, и Алёша ушёл к себе в группу.
Тем временем продолжались занятия по домоводству и работе горничной, и Алёша с удовольствием учился всему. Он лучше всех мыл унитазы, делал уборку, стирал и выполнял всю работу служанки. Ему даже поручали вести занятия на первом курсе, и он порол нерадивых мальчиков первого курса ремнём, если те ленились и плохо выполняли задания. Раз в неделю была практика в отеле, где Алёша не только делал уборку в номерах, но и удовлетворял клиентов ротиком и попкой. Несколько раз Алёшу направляли в наряд по туалету, где строгая начальница смены заставила его языком вылизывать унитазы и пол, а потом испражнилась на пол, и заставила всё слизать. Ещё Алёша был в наряде по кухне, где его изнасиловали все повара по кругу, но он не жаловался, понимая, что он всего лишь служанка, и должен терпеть все унижения от начальников и хозяев.
Так прошёл почти весь год, и остался последний месяц до конца школы. Алёше и Мите сказали, что их будут готовить к прродаже. Что это означает, они не знали. Но оказалось, что их жизнь стала очень приятной. Их стали гораздо лучше кормить, и увеличили дозу гормональных лекарств, отчего тело стало округлым, мягким и женственным. Их перестали пороть розгами, заменив их на широкий и мягкий ремень, который хлопал по попе очень звонко, но не так больно, и совсем не оставлял следов. Также им велели делать друг другу массаж спины, это было очень приятно. Митя намазывал руки маслом, и гладил Алёшу по спине, по плечам, разминая каждую мышцу. Потом Алёша делал то же самое Мите, а потом они долго лежали голенькие, обнимаясь и покрывая друг друга поцелуями. И они стали делать маски на лицо из спермы мальчиков младшего курса. От этого кожа становилась мягкой и бархатной. Всё тело Алёши стало белым и мягким, рубцы от розог сошли, и он стал чувствовать себя как настоящая девочка из богатой семьи, которую балуют и потакают её капризам. Никакую грубую работу им не поручали, только стирку нижнего белья руками с хорошим мылом, от которого руки становились мягкими и бархатными. Клизмы с благоухающим настоем трав делали каждый день, и каждый день тренировали попку и ротик на специальном тренажёре или на настоящих мужчинах, клиентах отеля.
Наконец настал выпускной. Их обоих отмыли самым лучшим мылом, нарядили в белоснежные платья с кружевами, туфельки, завили волосы щипцами, и нарумянили щёки. Лобок и ноги были выбриты и депилированы воском. Накрашенные, завитые и укарашенные ленточками, они стояли, похожие на кукол, и почти не отличались от милых девочек. Потом их поместили в коробки, и отвезли в магазин.
Магазин был предназначен для очень богатых клиентов. Их выставили в витрине, привязав руки и ноги хомутиками, чтобы они стояли неподвижно. В магазине был выбор мальчиков-девочек разного возраста, от 7 до 12 лет, и клиенты могли попросить вынуть мальчика из витрины и осмотреть его. Они должны быть вежливыми, миленькими и хорошенькими. Если мальчика никто не покупал за два месяца, его списывали и отправляли в рабство к грубым таджикам на стройку, которые заставляли вчерашних нежных мальчиков-девочек таскать кирпичи, месить раствор и сосать их грубые мужицкие члены, и долбили их в попу все по кругу.
Алёша стоял в витрине, не шелохнувшись, желая только, чтобы его побыстрее купили. К таджикам на стройку не хотелось, пусть лучше жестокий хозяин порет его хоть каждый день.
В магазин заходили покупатели, они смотрели мальчиков, щупали, задавали вопросы продавцу: "много ли мальчик ест, умеет ли он сосать" и т.п., некоторых мальчиков раздевали и ощупывали всё тело, но пока купили только одного, лет 10. Покупатель щупал его, раздел догола, заглядывал в попу, заглядывал ему в рот, и после долгих сомнений, купил. Мальчика упаковали в коробку и увезли.
Потом пришёл рассерженноый покупатель, который вернул бракованного мальчика. Мальчик, как оказалось, много ел, ленился, побои не помогали, а потом отказался сосать члены у хозяина и всех его друзей. Продавец долго извинялся, говорил, что больше такого не повторится, и отдал другого такого же мальчика, а бракованного прямо на месте заперли в колодки, избили ротанговой палкой, пока вся спина не стала окровавленный, и увезли в рабство таджикам.
На второй день в магазин пришёл старик лет сорока. Шамкая вставными челюстями, он стал выбирать себе мальчика-служанку. Он пощупал самых младших, потом постарше, и совсем уже утомил продавца, когда увидел Алёшу и Митю. Он указал тросточкой на витрину: "вот этих покажите, молодой человек." Алёшу вынули из витрины, аккуратно раздели, и мерзкий старик стал щупать его руки и ляжки. "Мне служанка нужна, покорная" - прошамкал он. Продавец заверил его, что это самая покорная служанка, которую он может купить. Старик с сомнением сказал: "а в попку она готова?" Продавец, однако, не разрешил старику оприходовать Алёшу прямо в магазине, вместо этого продемонстроировал ему, как покорно Алёша принимает в попу страпон с вибрацией. Потом старик поторебовал, чтобы Алёша у него отсосал, но продавец снова не позволил, показав старику, как Алёша сосёт у специального манекена. "Выпороть-то его можно?" - спросил старик. "А то у меня строго." Но и тут продавец был непреклонен. "Нельзя, следы останутся." Покупатель сомневался. "А к работе приучена?" Продавец заверил, что Алёша умеет выполнять всю работу по дому. Потом покупатель так же придирчиво осмотрел Митю. Он придирался, выискивал несуществующие пятнышки на коже, сомневался, что мальчики будут достаточно покорными, сказал, что у них слишком слабые руки, чтобы работать как следует, но в итоге, заплатил за обоих. Алёшу и Митю обтёрли влажными салфетками, снова одели, и упаковали в коробки.
Алёша был вне себя от радости. Наконец-то закончилось его обучение, и он вступает в новую стадию своей жизни. Да ещё и вместе с Митей, какаое счастье, что их не разлучат. Стоя в коробке, наряженный, как кукла, он чувствовал, как его погрузили в машину и повезли в новую жизнь.